Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов

Его имя навеки связано с Отечественной войной 1812 года. Небывалое дотоле по многочисленности и тщательности подготовки вторжение шестисоттысячной вражеской армии, руководимой прославленным победами Наполеоном, угрожало России порабощением, потерей национальной независимости. Умудренный огромным и разнообразным опытом государственной деятельности, Кутузов возглавил борьбу русского народа с захватчиками, добился в ней полной победы и тем навсегда вписал свое имя в славные страницы истории нашей Родины. Характеризуя особенности стратегии Кутузова, один из советских историков пишет: «Кутузов в необходимых случаях отступал, но лишь для того, чтобы поставить врага в невыгодное положение и, перейдя в наступление, разбить его. Кутузов в стратегии смел и осмотрителен, дерзок и умен, решителен и хитер, настойчив и гибок. Он являет черты стратега высшего класса, великого полководца мировой истории».

Рассказывать читателю о действиях Кутузова во время Отечественной войны, являвшихся продолжением и развитием суворовских традиций в гораздо более сложных условиях и в более крупных масштабах, кажется нам излишним, особенно после выхода новых исследовательских работ и публикаций архивных материалов. Все знают, что искусным ведением Бородинского сражения, мастерски выполненным марш-маневром к Тарутину (что сберегло армию и отрезало французов от хлебородных губерний), глубоким пониманием народной войны и ее всемерной поддержкой, наконец, руководством операциями, которые привели к окончательному разгрому и изгнанию вражеских полчищ из России, Кутузов стяжал себе бессмертие. Вступив в командование русскими армиями близ Гжатска в период длительного отхода в глубь страны и вскоре приняв на свои плечи великую ответственность за оставление Москвы, Кутузов мог через полгода донести из Вильны: «Война закончилась за полным истреблением противника».
Достойно внимания, что Кутузов был скромен, не преувеличивал своего значения и умел воспитывать в подчиненных ему воинах чувство самоуважения и сознания смысла совершаемых подвигов. Показателен его приказ, отданный в связи с изгнанием французов из России. Он начинался словами: «Храбрые и победоносные войска! Наконец вы на границах империи. Каждый из вас есть спаситель Отечества. Россия приветствует вас сим именем. Стремительное проследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу. Не было еще примера столь блистательных побед...».

Особенно прост и сердечен был Кутузов в обращении с солдатами. Очевидцы рассказывают, что после ноябрьского сражения под Красным он приказал склонить перед ними только что захваченные у французов знамена, сказав: «Нагните их пониже, пусть кланяются молодцам!». А когда вслед за этим один из офицеров в порыве восторга крикнул: «Ура спасителю России !», — и войска единодушно подхватили этот возглас, взволнованный полководец возразил: «Полноте, друзья, полноте! Что вы! Не мне эта честь, а слава русскому солдату!» — и, бросив вверх свою фуражку и возвысив голос, воскликнул: «Ура! Ура! Ура доброму русскому солдату!».
Отметим, что Кутузов, так же как и Суворов, постоянно стремился разъяснять подчиненным смысл своих требований. Вот приказ, отданный в 1813 году генералу Витгенштейну: «Позвольте мне еще раз повторить мое мнение о ваших наступательных действиях. Я знаю, что в Германии ропщут на нашу медлительность, полагая, будто всякое движение вперед равносильно победе, а каждый потерянный день обозначает поражение. Но я, по моему званию будучи обязан все подвергать расчету, вынужден помышлять о расстоянии, отделяющем наши запасные войска от Эльбы, и о силах, какие неприятель может нам противопоставить. Ежели мы и одержим небольшие поверхности над малыми передовыми их отрядами, то они, после поражения своего, отступят на главные своп силы и будут, по мере отступления, увеличиваться подобно снежному клубу. Я должен уравнивать постоянное ослабление наше в быстрых наступательных действиях с постепенным удалением от источников сил наших. Это обстоятельство возлагает на меня обязанность поселить те же мысли и в корпусных командирах».
Интересный по зрелости и верности изложенной в нем мысли, внушаемой чрезмерно горячим генералам, приказ этот был одним из последних, продиктованных незадолго до смерти старым фельдмаршалом, вплоть до конца дней своих отдававшим все силы служению Родине.